Поэтическая практика русского модернизма и её изучение (к проблеме экзистенциального аспекта понимания литературы)
Аннотация: В статье анализируются существенные черты поэтической практики русского модернизма, обосновываются основные понятия, позволяющие описать экзистенциальный аспект литературного творчества.
Ключевые слова: поэтическая практика, поэтическая личность, поэтическое жизнетворчество, самоопределение, интеллектуальное переживание, литературная позиция.
Поэтическая практика русского модернизма представляет собой особый вид художественного творчества в неклассическую эпоху. В настоящей статье обосновывается экзистенциальный аспект её изучения, благодаря чему возникает новая возможность понимания литературного процесса. Главная задача – понять, в чем заключается экзистенциальный смысл поэтической практики модернизма и как возможно знание об этой поэзии, какие понятия позволяют её описать.
1.
В наших прежних публикациях обосновывалось различение классической поэзии и поэтической практики модернизма, который характеризовался с экзистенциальной стороны (см. об этом соответствующие материалы на сайте www.czotov.ru и соответствующие печатные издания в ссылках). Попытаемся упрочить это представление.
Диалектическое развитие классической поэзии совершалось в закономерной смене основных литературных направлений, обусловленной в первую очередь изменением форм классической рациональности. Художественное творчество в неклассическую эпоху характеризуется иными отличительными чертами и особенной связью с классикой, что обеспечивает целостность литературного процесса, метадиалектику его развития: классическая литература – модернизм – постмодернизм (проблема)…
Имея в виду прежде всего поэзию своего времени, Б. Пастернак в письме к Ю.-М. Кейдену подчёркивает особенную экзистенциальную объективность художественной практики в эпоху модернизма: нужно, чтобы поэт мог «независимо и непосредственно передать жизнь своего времени». «Искусство не просто описание жизни, а выражение единственности бытия… Значительный писатель своего времени… — это открытие, изображение неизвестной, неповторимой единственности живой действительности…» [1, 354], «субъективно-биографический реализм» [1, 356]. Современный философ подчёркивает: «Кьеркегор же полагает, что действительное – это отнюдь не «разумное», оно не скрыто в неявном виде во Всеобщем… Действительное – это «удивительное», это то, что неожиданно появляется здесь, как «вот оно», в его единичности, «самости», а не как «тень», не как порождение Всеобщего». Термин «интерес» (inter-esse) у Кьеркегора «обозначает то, что существует «между» Бытием и Ничто. Интерес – это как раз и есть действительное существование,т.е. существование активное, заряженное стремлением» [2, 18]. Кажется, речь тут идёт именно о «единственности живой действительности», т.е. об экзистенциальном понимании действительного, как утверждает Пастернак.
Обнаруживаемая художеством «единственность бытия» позволяет явиться тому, кто так видит мир, открывает своеобразное измерение бытия: этим творящим усилием возникает человек-художник. В позднейшем письме Пастернака упрочивается основополагающая для его понимания поэзии мысль о тождественности жизни, художника и произведения искусства. В «Охранной грамоте» Пастернак пишет о «тождестве художника и живописной стихии»: «становится невозможным сказать, кто из троих и в чью пользу проявляет себя всего деятельнее на полотне – исполнитель, исполненное или предмет исполненья. Именно благодаря этой путанице мыслимы недоразуменья, при которых время, позируя художнику, может вообразить, будто поднимает его до своего преходящего величия» [1, 90]. Художник возникает, «исполняя» действительность, придавая ей недостающие существенные черты. На наш взгляд, это не «миф о творчестве», а своеобразное «первопереживание» художества («художество» — термин Аполлона Григорьева), которое и необходимо сделать внятным, артикулировать, определить с помощью литературоведческих понятий. Заметим, что мысль Пастернака в связи с венецианской живописью преодолевает историческую «путаницу», то есть возвращает искусству его подлинный смысл. Однако эта мысль представляет собой в первую очередь его собственный взгляд на искусство, характеризующий поэтическую личность и художество эпохи модернизма.
Очевидно, поэтическое творчество понимается в эссе Пастернака как экзистенциальная практика, т.е. как самоосуществление человека культуры и одновременно — обнаружение им существенности жизни, «здесь» и «сейчас». Этот экзистенциальный смысл и должен раскрываться в аналитическом освоении поэтического. Смысл бытия открывается индивидуальным творческим свершением, в котором личностно значимое, частное и есть человечность. Явившаяся в результате поэтическая личность обеспечивает действительность бытия, поэтически открывает своеобразное измерение реальности — поэтически-жизнь. Хайдеггер пишет об этом: «Но то, что пребывает, устанавливают поэты», «поэзия есть установление бытия посредством слова» [3, 39, 40].
Б. Пастернак, Р.-М. Рильке и М. Цветаева, Эзра Паунд и Т. Элиот, А. Ахматова, О. Мандельштам, Н. Гумилёв и другие явились поэтически и пребыли в культуре — текстом и особенным смыслом, мыслью, стихами, ставшими судьбой, — они осуществились в качестве героев культуры, как персонификация, конкретно-историческое обнаружение, форма личностного существования. Они сохранили, претворили культуру вопреки нравам и психологии толпы, покоряющей силе массового сознания, явили — собой, своей человечески-творческой судьбой — вечно возвращающийся смысл литературной традиции, сами явились смыслом эпохи. Это экзистенциальное движение возникает в культурной ситуации «Бог мёртв» (Ницше), т.е. в мире, утратившем эпистемологическую определенность, в нивелирующем личность обществе, наконец, в условиях кризиса классических художественных форм. Продуктивная личность как цель и итог развития западной культуры находит свое актуальное и непосредственное осуществление в художественном творчестве. В искусстве она есть и возможна благодаря частному самоопределению художника, обращённого «к самим вещам» (Хайдеггер), а не к их заранее заданному смыслу.
Поэтическая личность сама творит вещи (мир, «новую вещественность»). Это отношение Р.М. Рильке обнаруживает в творчестве О. Родена как возникновение самоценной вещи, не нуждающейся во внешнем обосновании. Это и целые скульптуры [4, 79], и вещи иного смысла: «Роден создал эти жесты. Он придал их одному или нескольким образам, превратил их в вещи своего рода» [4, 92 и далее]. Эту жизнетворческую инициативу художника-поэта точно выразил О. Мандельштам: «Разве вещь — хозяин слова? Слово – Психея. Живое слово не обозначает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, вещность, милое тело. И вокруг вещи слово блуждает свободно, как душа вокруг брошенного, но незабытого тела» [5, 42]. Очевидность новых вещей дана интеллектуальному переживанию: чувство, которое помнится и вспоминается, поэтически вступает в мир смыслов, особенной эстетической рефлективности и «опредмечивается» словом, обретает своеобразную телесность (например, «Сусальным золотом горят…» О. Мандельштама или «Сложа весла» Б. Пастернака). Напротив, смысловая «окаменелость» «распредмечивается»: «Кровь-строительница хлещет / Горлом из земных вещей…» (О. Мандельштам, Век). Возникает своеобразное мерцание смысла.
Другая сторона креативности поэзии модернизма связана с интеллектуальным переживанием традиции. О. Мандельштам пишет: «ни одного поэта ещё не было. Мы свободны от груза воспоминаний. Зато сколько радостных предчувствий: Пушкин, Овидий, Гомер» [5, 41]. Речь идёт в данном случае не о субъективизме нового художника, а о жизнетворчестве и о «вечном возвращении того же самого», о «переоценке всех ценностей», по Ницше, и стремлении быть, существовать в качестве самоценной личности, укоренённой в жизни-культуре. В этом заключается феноменология художества. Именно об этом, как нам кажется, свидетельствует также диалогическое понимание художества у М.М. Бахтина: “«я» существую для другого и с помощью другого” [6, 205] — это своеобразная формула экзистенциального понимания традиции. «Другой», т.е. «личность», личностный смысл произведения (творчества, культурной эпохи или периода) является благодаря моему творческому пониманию и одновременно так узнает себя, становится возможным и есть человек культуры, в пределе — художник в эпоху креативного, феноменологического сознания, в эпоху модернизма.
Интеллектуальное переживание преодолевает медитативную подражательность лирики, имеет в виду совершенно иной предмет. Классическое отражение в лирике традиционных тем действительности (темы любви, смерти, поэта и поэзии и др.) сменяется интеллектуальным переживанием основных феноменов человеческого бытия: любовь, смерть, стремление к господству, труд (творчество), игра [7, 357 — 369]. Поэтическая практика модернизма представляет собой непосредственное переживание основных экзистенциальных феноменов бытия, а не отражение тематики нравственно-социально-психологической жизни. Так совершается феноменологический поворот в поэтическом творчестве: художник не разрешает какую-либо из тем жизни — любовь, смерть, поэзия, — а поэтически впадает в неразрешимость, как бы ее обнаруживает, утверждает жизненную важность и экзистенциальную непреложность этой неразрешимости.
В рассуждениях об экзистенциальном смысле поэтической практики модернизма мы в большей степени толкуем произведения эссеистики, чем опираемся на научную мысль. Это закономерно, потому что эссеистика — естественное порождение феноменологического взгляда на культурную деятельность и в неклассическую эпоху она получает особенно интенсивное развитие. Вопрос Поля де Манна «о том, является ли подлинная критика обязательным элементом литературоведения или только частным в него вкладом» [8, с. 19] исследовательская практика 20 века, как нам кажется, решила в пользу первого предположения. Авторы-эссеисты давно уже непосредственно участвуют в научном постижении литературы, их цитируют, с ними полемизируют (те же Б. Пастернак, О. Мандельштам, М. Цветаева, Р.-М. Рильке, Т. Элиот, А. Камю, Ж.-П. Сартр, М. Бланшо и многие другие). Большинство из них проявили себя в различных жанрах литературного творчества — в прозе и поэзии, так что полноценная художественная практика и теоретизирование имеют единый источник и цель: наиболее полное самоопределение поэтической личности. Поэзия и мысль о ней оказываются единым целым, укореняются в жизни полнокровным существованием поэтической личности, являются её творческим принципом и одновременно — способом жизнеутверждения.
В эссе «Немного личного» С.С. Аверинцев пишет: «У поэзии в строгом и узком смысле этого слова всегда имеется ещё одно измерение. Ненаучно его называют судьбой поэта. Важно помнить, что это «судьба» именно как глубина самой поэзии, не набор несчастных случаев, на который позволительно реагировать сентиментально или саркастически» [9, 11]. Влияет ли поэзия на обстоятельства жизни художника или эти обстоятельства сами возникают в связи с изначальным поэтическим переживанием? Нельзя ли артикулировать это понимание «поэта — поэзии — жизни» в «инонаучной», по слову того же автора, форме?
Мысль С.С. Аверинцева о поэзии мы будем рассматривать в первую очередь по отношению к поэтической практике двадцатого века. По свидетельству А.Д. Синявского, Б. Пастернак сказал, «что сейчас вообще наступило время, может быть, «писать не руками, а ногами!». А.Д. Синявский спросил: “«Жизнью? Писать – жизнью?». Он неохотно согласился: «Да, жизнью. Ногами! Настало время писать не руками, а ногами»” [10, 132]. Это осознанный смысл поэтического как экзистенциального феномена, это значит у Пастернака — «жить стихом», — способ жизнеутверждения Юрия Живаго. В непосредственно поэтическом выявлении этот смысл дан в стихотворении «Так начинают, года в два…».
Так открываются, паря
Поверх плетней, где быть домам бы,
Внезапные, как вздох, моря,
Так будут начинаться ямбы.
Так ночи летние, ничком,
Упав в овсы с мольбой: исполнься,
Грозят заре твоим зрачком.
Так затевают ссоры с солнцем.
Так начинают жить стихом. (1921)
Речь идет не о стихотворстве собственно, а, может быть, впервые с такой степенью прояснённости – о жизнеутверждающем, экзистенциальном смысле поэтического: стихом «начинают жить» прежде «ямбов»: тем властным переживанием, которое станет строкой, — «внутренним стихом», — открываются важные стороны существования. Это и есть источник интеллектуального переживания, образующего нравственно-психологический строй личности.
Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий,
Щебечут, свищут, — а слова
Являются о третьем годе.
Так начинают понимать (курсив мой – С.З.).
«Понимание» в данном случае обозначает экзистенциальное состояние, особую связь с миром — между «тьмой мелодий» и «словами», — уловленную в ситуациях «зреющих» страхов. Творческий порыв и есть преодоление страха смерти. Жизнь торжествует в виде духовных и волевых предпосылок той самой «судьбы поэта», о которой пишет С.С. Аверинцев. Стихов ещё нет, но уже есть форма смысла поэтического — поэтическая личность. Поэтическое уже «на пороге» сознания. Само стихотворение и обнаруживает интеллектуальное переживание, даже, собственно, является этим переживанием.
Прямое развитие экзистенциального понимания поэзии Пастернаком дано в более позднем стихотворении «О, знал бы я, что так бывает…»: ставшее в конце концов стихом неминуемо воплощается в жизненной практике, материализовавшееся в стихе интеллектуальное переживание становится поступком: «строчки с кровью», — единственное чувство жизни, данное стихами, обнаруженное при помощи слов, — влекут человека-поэта к активности, к поступку, творят его жизнь и обстоятельства жизни людей культуры.
Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлёт раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.
Начавшиеся «ямбы» не оставляют выбора, они и есть судьба поэта и смысл поэзии. Эстетическое и нравственное отождествляются.
В разговоре с А.Д. Синявским Пастернак надеется вернуть жизни её отчуждённый художеством смысл, то есть радикально преодолеть навязанную искусству исторической практикой подражательность. Непосредственное участие человека-художника в жизни — повседневной, культурной, исторической – призвано заместить стихотворство (ср. «чудотворство» в стихотворении «Август»). Поступком творится непосредственно жизнь, нравственно-психологические обстоятельства существования, а не стихи, — эстетически-художественное пространство самоопределения человека. Качество жизнетворческой инициативы Пастернака из разговора с Синявским можно прояснить с помощью сравнения. У И. Бродского пастернаковская мысль приобретает не общественно-преобразующий, но сугубо частный индивидуально-экзистенциальный смысл, характеризующий его своеобразную литературную позицию-пост: «я всю жизнь относился к себе… как к некоей метафизической единице… меня интересовало, что с человеком, индивидуумом происходит в метафизическом плане. Стихи на самом-то деле продукт побочный…» [11, 316]. Бродский пишет об известной отчуждённости поэтического от стихотворчества: поэтическое возникает и исчезает, «Плеснув в зрачке и растворившись в лимфе» (Стихи на смерть Т.С. Элиота), а у Пастернака явственно присутствует общественно-преобразующий, креативный смысл, возникающий как развитие его литературной позиции (ср. стихотворение «Волны»).
Чтобы придать сравнению завершенность, приведем еще одну цитату. М.Ю. Лермонтов писал А.М. Верещагиной: «Теперь я не пишу романов — я их делаю» [12, 394]. Высказывание выражает подражательное понимание литературы: «делать» романы в светском обществе вместо «писать», т.е. выражать словами светски значимый житейский опыт, означает перестать подражать обществу в тексте, просто со знанием дела жить его жизнью. Отмеченный нами смысл дан выше в классической, неклассической (модернистской) и постнеклассической модуляциях, представлен во всей полноте его превращения в русской литературной традиции.
Экзистенциальный смысл художественной практики в 20 веке, следует отличать от преобладающей подражательности классического искусства, которая, разумеется, не чужда экзистенциального смысла. Естественным стремлением научной мысли должна стать полнота освоения художественной литературы в соответствии с характером поэтической практики. Только с учётом основных интенций культурной деятельности, связанных с соответствующим типом рациональности (классической, неклассической и постнеклассической) — знание о литературе обретает достоверность культурного опыта, а не требует его исправления или приспособления к известным способам понимания. Такова динамика литературного процесса, его своеобразная метадиалектика.
2.
Экзистенциальная исследовательская практика представляет собой строгую научную мысль, основанную на понятиях поэтической практики, поэтической личности и поэтического жизнетворчества, интеллектуального переживания, литературной позиции, актуализация которых, как нам представляется, насущна для литературоведения. Использованные нами основные понятия давно существуют в науке, однако им следует придать новый смысл, извлечь невостребованную содержательность, диалектически углубить в соответствии с новой интенцией филологического знания.
Писать для художника — значит обнаруживать свое существование в мире-культуре. Здесь мы имеем в виду не конкретно-исторического художника, а творца мира-языка, своеобразного «протохудожника» как первофеномен художества. Пишущий впервые ставит себя и мир в единственную взаимосвязь, устанавливает сущее, его действительность. Пишущий обнаруживает свою позицию в отношении бытия, свой способ существования как сущего в бытии, по терминологии М. Хайдеггера. Литературная позиция художника может определяться преобладающей интенцией самоопределения с помощью литературы, как это имеет место в поэтической практике русского модернизма. Такой смысл понятия следует отличать от классического подражательного представления о соотношении литературных взглядов и философско-идеологических принципов разных писателей, выражающих их историческое место в литературной борьбе (см., например, статью Б.М. Эйхенбаума «Литературная позиция Лермонтова»). Удвоение понятия кажется плодотворным, т. к. позволяет понимать литературу не только и не столько как подражание действительности, как бы мы его ни понимали, но как событие созидательное, жизнетворческое. По-видимому, историческая практика понимания, толкования литературы, т.е. путь науки, неизбежно вызывает эпистемологическую аберрацию: изначальный жизнетворческий смысл художества нивелируется в освоении подражательной мыслью. Но подражательность начинает доминировать также и в художественной практике в классический период развития литературы. Этот момент «оттягивания» смысла обсуждается М. Хайдеггером в связи с вопросом о бытии и мышлении [13, 112].
Своеобразное удвоение имеет место и по отношению к другим понятиям: поэтическая практика модернизма — классическая поэзия, поэтическая личность — лирический герой, поэтическое жизнетворчество — отражение культурно-исторической жизни и нек. др. Думается, можно в каждом конкретном случае определить качество литературной позиции писателя, преобладание той или иной интенции в его художественной практике. В специальном обосновании нуждается понятие интеллектуального переживания, аналоги которого имеются в философии и эстетике.
Утверждаемая таким образом исследовательская практика заключается не в создании ещё одного языка, который приводит понимание предмета к своему неизменному основанию, но в развитии практики применения известных основополагающих терминов, которая позволит установить и различать качество самообнаружения, самоосуществления человека посредством литературы, то есть обнаружить экзистенциальный аспект литературно-художественного творчества.
Список литературы.
1. Пастернак, Борис. Об искусстве. М., 1990.
2. Зотов А.Ф. Современная западная философия. М., 2011
3. Хайдеггер М. Гельдерлин и сущность поэзии // Логос. 1991. Выпуск 1. С. 37 – 47
4. Рильке Р.-М. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. М., 1994
5. Мандельштам О.Э. Слово и культура. Статьи. М., 1987
6. Бахтин М.М. К методологии литературоведения // Контекст-1974. М., 1975. С. 203 – 212
7. Финк Е. Основные феномены человеческого бытия // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 367 – 403
8. Поль де Ман. Слепота и прозрение. СПб., 2002
9. Аверинцев С.С. Поэты. М., 1996
10. Синявский А.Д. Один день с Пастернаком // Синявский А.Д. Литературный процесс в России. М., 2003. С. 129 – 136.
11. Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М.: Изд-во Независимая газета,1998.
12. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 4. М., 1981.
13. Хайдеггер М. Что зовется мышлением? М., 2010
Опубликовано: // Жанр. Стиль. Образ.: Актуальные вопросы теории и истории литературы: межвузовский сборник статей. – Киров: Изд-во ВятГГУ, 2013. С. 11 – 19.